Антон Иванович Деникин - родился 4 декабря 1872 года, Влоцлавек, Царство Польское, Российская империя. Русский военачальник, политический и общественный деятель, писатель, мемуарист, публицист и военный документалист. Автор книг - «Очерки русской смуты», «Старая армия», «Путь русского офицера» и др. Умер 7 августа 1947 года, Анн-Арбор, Мичиган, США.
Мы грозили, но были гуманнее. Они звали, но были жестоки.
Это — русское, для русских. Когда Россия будет свободна, я все отдам ей.
Господа, короче говорите. Время не ждет. Ведь от болтовни Россия погибла.
Большевики с самого начала определили характер гражданской войны: истребление.
Русский не тот, кто носит русскую фамилию, а тот, кто любит Россию и считает ее своим отечеством.
В сознании честных русских людей счастье Родины не может быть приобретено путем ее расчленения.
Только военная диктатура могла с надеждой на успех бороться против диктатуры коммунистической партии.
Черные страницы Армии, как и светлые, принадлежат уже истории. История подведет итоги нашим деяниям.
Проклятие предательства не даст счастья. В конце этого пути — политическое, моральное и экономическое рабство.
Поддержка русской общественности? Произошло нечто чудесное: русская общественность внезапно и бесследно сгинула.
Да, месть – чувство страшное, аморальное, но понятное, по крайней мере. Но была и корысть. Корысть же – только гнусность.
За гранью, где кончается «военная добыча» и «реквизиция», открывается мрачная бездна морального падения: насилия и грабежа.
Я ни на одну минуту не верил в чудодейственную силу солдатских коллективов и потому принял систему полного их игнорирования.
Счастье Родины я ставлю на первом плане. Я работаю над освобождением России. Форма правления для меня вопрос второстепенный.
Дайте народу грамоту и облик человеческий, а потом социализируйте, национализируйте, коммунизируйте, если тогда народ пойдёт за вами.
Я совершенно удалился от политики и ушел весь в историческую работу. В своей работе нахожу некоторое забвение от тяжелых переживаний.
Берегите офицера! Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменно на страже русской государственности. Сменить его может только смерть.
При всех своих великих и малых недостатках, офицерство превосходило все другие русские организации способностью и желанием жертвенного подвига.
Никаких сношений ни с немцами, ни с большевиками. Единственно приемлемые положения: уход из пределов России первых и разоружение и сдача вторых.
Будущее темно. Но наказ, данный мною генералу Кислякову, совершенно ясен: – Ни в какие сношения с командованием враждебной России державы не вступать.
Я считаю неизбежной и необходимой вооруженную борьбу с большевиками до полного их поражения. Иначе не только Россия, но и вся Европа обратится в развалины.
Армии понемногу погрязали в больших и малых грехах, набросивших густую тень на светлый лик освободительного движения. Это была оборотная сторона борьбы, ее трагедия.
В конце концов, главной, вернее, единственной причиной борьбы на Кавказе являлось противоположение идеи Единой России идее полной независимости кавказских новообразований.
Одного только не решались сделать – отнять у раненых оружие; возможность распорядиться своею жизнью в последний роковой момент – была неотъемлемым правом добровольцев.
Солдат старой русской армии был храбр, сметлив, чрезвычайно вынослив, крайне неприхотлив и вполне дисциплинирован. Покуда волны революции не смели и дисциплину, и саму армию.
Была сильная русская армия, которая умела умирать и побеждать. Но когда каждый солдат стал решать вопросы стратегии, войны или мира, монархии или республики, тогда армия развалилась.
Когда над бедной нашей страной почиет мир, и всеисцеляющее время обратит кровавую быль в далекое прошлое, вспомнит русский народ тех, кто первыми поднялись на защиту России от красной напасти.
Тяжко на душе. Чувство раздваивается: я ненавижу и презираю толпу — дикую, жестокую, бессмысленную, но к солдату чувствую все же жалость: темный, безграмотный, сбитый с толку человек, способный и на гнусное преступление, и на высокий подвиг.
И если когда-либо будет борьба за форму правления — я в ней участвовать не буду. Но, нисколько не насилуя совесть, я считаю одинаково возможным честно служить России при монархии и при республике, лишь бы знать уверенно, что народ русский в массе желает той или другой власти.
Глядим в будущее с тревогой и недоумением. Ибо нет свободы в революционном застенке! Нет правды в подделке народного голоса! Нет равенства в травле классов, и нет силы в той бездумной вакханалии, где кругом стремятся урвать все, где тысячи народных рук тянутся к власти, расшатывая ее устои.
Изданный под влиянием народных волнений манифест 30 октября, давший России конституцию, ударил, словно хмель, в головы людям и вместо успокоения вызывал волнения на почве непонимания сущности реформы или стремления сейчас же явочным порядком осуществить все свободы и „народовластие“.
